Пффф... Эдак и я умею
Андуин слушал, не перебивая.
Вернее, не столько слушал, сколько ощущал. Тихий и монотонный голос Сильваны звучал каким-то равномерным фоном, словно водопад на окраине родного города. Из этого фона, словно чайки, выхватывающие рыбу из волн в штормвиндском порту, сознание выхватывало отдельные слова, образы, мысли и ассоциации.
Детство. Леса Вечной песни. Первый лук. Родные.
Из детства он мало что помнил. Какие-то залы, троны, скользкий паркет, короткие дурацкие штаны. Множество взрослых, богато наряженных людей, которые вечно толпились напротив родителей. Он не любил эту толпу и побаивался её. Особенно ту странную женщину, с холодным, расчётливым взглядом. Именно она потом пришла в его детскую комнату, по-хозяйски отдавая короткие приказы страже, которая почему-то её слушались. Она сказала, что нужно срочно идти в тронный зал и крепко взяла его за руку. А он не посмел ослушался и подчинился.
Леса. Мать однажды водила его в парк. Теплая рука, теплый летний день, еле доносящийся запах водорослей с моря. Ровные, подстриженные кусты, присыпанные песком дорожки. В детстве он не знал лесов и их свободы расти по своему желанию.
Лук, стрелы. Принцу не пристало пользоваться оружием простолюдинов и ушастых нелюдей, говорили ему. Поэтому он тренировался с легким, деревянным мечом, который никогда ему не нравился. Тот вечно норовил провернутся в потеющей руке, а при столкновении с мечом тренера или манекена, создавал противную вибрацию, которая передавалась в руку и в плечо.
Он был принц. А значит - всегда был кто-то, кто говорил ему, как нужно поступать правильно.
Тихий, ровный голос древней эльфийки продолжал журчать.
В какой-то момент времени Андуин осознал, что Сильвана, как и он, тоже полностью ушла в свои воспоминания. Ему даже показалось, что она забыла о его присутствии и обращается не к нему, а к кому-то внутри себя.
- Зачем ты всё это мне рассказываешь, баньши? – его голос прозвучал хрипло и резко, рассеивая легкую паутину родства, которая всегда появляется между люди, вспоминающими детство. – Мы все были детьми. Но я, в отличие от тебя, никогда не знал семьи и нормального детства. Мою мать убила разъярённая толпа, когда мне было десять лет. А отец после этого замкнулся в себе. Ты никогда не поймешь меня и не вызовешь у меня сочувствия.
- Я знаю это, львёнок.
- Тогда зачем?
- У нас обоих было детство. В этом схожи мы все, все живые существа.
На слове “живые” она чуть запнулась, но тут же продолжила.
- Детство. Чудное время, в котором понятия о добре и зле формируются теми, кто о тебе заботится и те, кому ты доверяешь. Кто рассказывал о мире тебе? Доверял ли ты им, как доверяла я своим близким?
Андуин снова вспомнил женщину со змеиными глазами. Доверял ли он ей? Губы Сильваны еле дрогнули, словно она прочитала его мысли.
- Меня воспитывали многие достойные люди, - отрезал он, вызывая в памяти образ тех, кто всегда был с ним рядом. - Джайна. Седогрив. Шоу. Отец.
- Да, твой отец был достойным человеком, - эхом отозвалась Сильвана. Про остальных она не сказала ничего и тут же сменила тон:
- Ты же знаешь, кто на самом деле стоял за восстанием, когда погибла твоя мать? Ты же знаешь пословицу о том, что собака смотрит на камень, который в неё бросили, а лев – на руку, которая этот камень держала. Чья рука на самом деле запустила в полёт камень, убивший твою мать, львёнок?
- Еще раз спрошу тебя, баньши. Зачем ты всё это мне говоришь? Я доверяю тем, кто рядом со мной. Неужели ты считаешь меня настолько глупым, что надеешься посеять во мне сомнение и опорочить их в моих глазах?
Сильвана откинула голову и рассмеялась. Даже несмотря на то, что она давно перестала быть вечно юной эльфийкой, её голос прозвенел серебристыми колокольчиками, которые странным и нелепым эхом разнеслись по мрачному Торгасту.
- Конечно же нет. Я просто предлагаю тебе задуматься. В тех представлениях о добре и зле, за которые ты сейчас так отчаянно цепляешься… Какова доля твоей собственной воли и жизненного опыта? А какова доля других, которые учили тебя, исходя из своих интересов и представлений? С кем я говорю сейчас? С Андуином? С Катраной? С Джайной? С Седогривом?
- Ты сожгла тысячу невинных существ! Таких же эльфов, как и ты сама! Была сама! – Его молодость прорвалась через привычную хриплость и по Торгасту вновь прокатилась новая волна звонкого эха.
Сильвана поморщилась.
Похоже, Телдрассилом её будут попрекать до конца существования. Но это был её выбор, и она его сделала гораздо раньше. Прикрыв глаза и снова вспомнила слова отца. “Запомни, девочка,” - говорил он. – “Когда ты выбираешь между добром и злом, - это не трудно, потому что это в сущности не выбор, а очевидное решение. Трудно - это когда ты выбираешь между злом и злом”.
Нет, папа. Трудно – это когда ты вообще обречена не выбирать.
- Да, сожгла, - она кивнула головой, даже не пытаясь оспаривать очевидное. – Поверь мне, я сожалею об этом. Но альтернатива была хуже. Знаешь, Зоваал как-то рассказывал мне о другом мире. В том мире те, кто называл себя добром, скинули на мирный город тысячи зажигательных бомб. Тысячи огненных бомб на сотни тысяч деревянных домов. Представь себе тысячу Телдрассилов, мальчик. Тысячу одновременно горящих Телдрассилов. В том огненном хаосе погибло десятки тысяч людей.
Сильвана замолчала, в воздухе повисла пауза, нарушаемая лишь треском огня в факелах на стенах.
- Никто из совершивших это не раскаялся. Мало того, их потомки до сих пор уверены, что это было оправдано, потому что потомки сгоревших стали им служить. Но зато они стали сочинять сказки, где стали называть военными преступниками тех, кто делает так же. Правда же, это очень иронично?
По коридорам вновь пробежала волна серебристых колокольчиков.
- Так бывает во взрослом мире, львенок. На самом деле побеждает не добро. Побеждает сила. И назначает себя добром. Ты можешь мне не верить, но огонь Телдрассила был согласован с Элуной. Она считала, что жертвы оправданы и что души будут вознаграждены. К тому же не забывай, это было осквернённое древо. Просто богиня чуть-чуть ошиблась в своих оценках.
Слово “богиня” Сильвана произнесла так, словно выплёвывала сгнивший кусок яблока.
- Значит те, кто сжёг тот город, такие же, как и ты. Преступники. Мясники. Которые очень хотели, чтобы все поверили, что добро – это они. Как сейчас хочешь ты, – прошептал Андуин. – Я на сотню лет младше тебя. Но я способен отличить зло от добра и выбрать нужную сторону.
- Дело не в том, чью сторону ты выбираешь, львенок. Дело в том, чтобы ты мог выбирать. И в том, чтобы осознавать, что сделанный выбор – это твоё решение, основанное на твоём личном опыте, а не на мнении тех, кто рассказывает тебе сказки.
- Ты лжёшь, нежить! – Андуин вскинул голову и вызывающе взглянул прямо в глаза Сильваны, в которых плясали отсветы от факелов, напоминая два небольших горящих дерева. – Дело не в выборе. Никто не должен выбирать между злом и добром. Зла вообще не должно быть в мире.
Сильвана глубоко вздохнула.
- Мальчик мой. Если в мире не будет зла, то с чем ты будешь сравнивать добро, чтобы понять, чтобы назвать его добром? Что ж... У тебя еще будет немного времени об этом подумать. Я лишь хотела подарить тебе высочайшее право живого существа - право осознанного выбора. Я это сделала. В знак уважения к твоему отцу.
- Я отказываюсь выбирать.
Губы баньши тронула мягкая улыбка, совершенно не подходящая к её внешнему виду.
- Теперь уже поздно. Даже отказываясь делать выбор, ты, тем не менее, его совершаешь. Потому что ты живой. Как и я, хоть ты и считаешь иначе.
Но я тебя услышала и мне кажется, у тебя скоро действительно будет возможность узнать и сравнить, каково это – когда у тебя нет выбора. Каково это – быть не живым, потому что кто-то решил всё за тебя?
Тема: Новый отрывок из грядущего романа «Сильвана» (Прочитано 3645 раз)
