На официальном сайте опубликован еще один рассказ из цикла "Правители Азерота". На этот раз речь пойдет о Гелбине Мегакрутте.
Долгие годы гномы прожили под покровительством гостеприимных дворфов, терпеливо выжидая удачный момент, чтобы отбить свою столицу. Отважно сражаясь, гномы вернули свой дом. Теперь они должны встретиться с хитроумным предателем, который одержим лишь одним желанием: править расой гномов... или полностью уничтожить ее. Пока все союзники борятся за выживание в мире, разрушенном Катаклизмом, гномы должны полагаться лишь на свой живой ум, смекалку и храбрость, чтобы отвоевать свои территории.
Во главе отчаявшихся гномов стоит главный механик Гелбин Меггакрут, изобретатель, полный блестящих идей. Он всегда вел гномов к победе даже в самых безвыходных ситуациях. Но сейчас он стоит на краю лезвия, разрываясь между личной местью и долгом правителя. Ему предстоит испытание, к которому его не могли подготовить даже самые тщательные вычисления.
– Мы проверили верхние этажи в секторе семнадцать. Кажется, помещения не сильно пострадали с момента нашего... вынужденного отбытия. Если не считать зловонного запаха троггов, который здесь повсюду... – Ммм, да, этот чудесный аромат сырости, нечистот и гниющих обезьяньих внутренностей. Безотказно вызывает рвотные рефлексы, насколько мне известно.
Капитан Герк Пружиннец скривился и побледнел. Судя по всему, запах отрицательно сказывался на боевом духе подразделения.
– Все в вашей команде снабжены последней моделью разработанных мной высокоскоростных ноздревых фильтров?
– Так точно. Но этот запах... он ощущается на вкус – даже если в носу стоят фильтры, – Пружиннец запрокинул голову, показав свои замечательные гномьи ноздри, в которых красовались плотно прилегающие фильтры. – Двое моих бойцов подали заявление на перевод в Старую Наковальню разбираться с патрулями троллей, а врач бьет тревогу из-за участившихся приступов воненгита.
Главный механик Гелбин Меггакрут вздохнул, сдвинул очки на лоб и начал массировать переносицу своего не менее замечательного носа. Новые очки натирали, и отрегулировать их значилось первым пунктом в списке тысячи задач, которыми Гелбин собирался заняться после завершения кампании. Он не спал всю предыдущую ночь, и там, где оправа прилегала к лицу, сильно саднило. Отвоевание Гномрегана оказалось не таким уже простым делом.
Взять эту вонь, например. Вентиляция была одной из проблем – стоит заметить, многочисленных – этого огромного подземного города. Чтобы сохранить свежесть и чистоту воздуха, требовалась целая сеть вентиляторов, воздуховодов и очистительных систем, где круглые сутки посменно трудилась команда из пятнадцати техников. За то время, пока трогги господствовали в Гномрегане, их отвратительный запах настолько въелся в стены и предметы интерьера, что от него было избавиться сложнее, чем от самих захватчиков.
– Не волнуйтесь, капитан. Ребята из алхимического корпуса уже разрабатывают прототипы моих новых вонеустранительных противосмрадных пушек, которые станут источником взрывной волны свежести на улицах города. А пока вам и вашим бойцам следует отдохнуть. Вы свободны на сегодня. Отправляйтесь-ка к Громовару и пропустите пинту-другую эля.
Пружиннец улыбнулся, отдал честь и кивнул в знак согласия.
Меггакрут повернулся к чертежам, разложенным на столе, и, поморщившись, спустил очки обратно на нос. В некоторых секторах Гномрегана все еще велись сражения, другие же удалось отвоевать на удивление легко. Конечно, помощь Альянса была основной тому причиной, однако Гелбина все же что-то настораживало. Машинный зал, казалось, был просто брошен, а это очень не похоже на старого врага Меггакрута: он никогда не уступал территорию без боя.
Легкое покашливание прервало мысли Гелбина – капитан все еще стоял в комнате, переминаясь с ноги на ногу.
– Простите, капитан, у вас был еще какой-то вопрос?
– Да, главный механик. Если не возражаете...
– Ни в коем случае, капитан. Спрашивайте.
– Тут ребята интересовались – да и я сам тоже – почему нас отправили именно в этот сектор. Он довольно далеко от линии фронта, и в нем нет важных стратегических объектов или ресурсов. На самом деле, он похож на жилище старого сумасшедшего.
– Жилище сумасшедшего, говорите?
Капитан Пружиннец заговорщицки улыбнулся.
– По крайней мере, у меня создалось такое впечатление. Все эти горы старых книг, скомканные листы бумаги кругом и что-то, напоминающее кроличью нору из консервных банок...
– Я допускаю, что макет подземного поезда может вызывать некоторые ассоциации...
– Подземного... поезда?
– Это мои бывшие апартаменты, капитан.
– Ваши апартаменты? О... Ох. Прошу прощения, главный механик. Я не имел в виду ничего плохого...
– Совсем не то, что обычно ожидают от человека в моем положении, да? – Гелбин хихикнул и похлопал зардевшегося капитана по плечу. – Не стоит извиняться, Пружиннец. У меня, может, и было мягкое кресло в Городе Механиков, но настоящая работа, все замыслы и изобретения – все рождалось здесь, в этом самом «жилище сумасшедшего». Кстати, раз уж вы уходите, передайте сержанту Медноболту, что я готов к осмотру сектора. Спасибо за проделанную работу, капитан.
* * * * *
Гелбин подождал, пока последний гном из отряда охраны скрылся за поворотом, и только потом улыбка исчезла с его лица. Он тяжело вздохнул, но было непонятно, чего в этом вздохе больше – отчаяния или облегчения.
Нелегко вернуться в свой рабочий кабинет, в свое убежище. Именно это место он всегда представлял себе, когда говорил слово «дом» – даже спустя столько лет. Лет, проведенных под покровительством снисходительных союзников, которые, несмотря на все свое благородство, продолжали смотреть на него с жалостью.
Труднее всего было пережить именно эту жалость. Для честолюбивого народа, чье существование подчинялось абсолютным научным законам вселенной, она была просто невыносимой. Жалость приравнивалась к презрению. Гелбина раздражало, когда к нему проявляли сострадание, – и остальных гномов тоже. Как вождь он всегда внимательно изучал собственные эмоции: они зачастую совпадали с общими чувствами.
Но тяготила главного механика не только жалость. Тягостно было и то, что приходится постоянно улыбаться, подбадривать свой народ, проявлять гномскую смекалку. Лучиться твердой уверенностью, ютясь в тесных комнатах старого Города Механиков, когда единственное, чего ему хотелось –упасть на землю и... и...
Гелбин судорожно вздохнул и пошатнулся, ударившись с глухим стуком о металлическую стену. Так много погибших. Непростительно много!
Главный механик сжал кулаки и шумно выдохнул, пытаясь взять себя в руки. Потом гном закрыл глаза и начал перемножать простые числа, пока все эти тревожные мысли не затихли где-то в дальнем уголке его сознания. Простые, надежные числа. На них всегда можно было положиться, довериться им. Гелбин понимал, что однажды ему придется разобраться с накатывающими на него чувствами, но сейчас у него не было на это времени. Сегодня гномам нужен их главный механик, чтобы отвоевать родной город, и такие вещи, как сожаление и раскаяние, покажутся лишь проявлениями слабости. А лидер народа, находящегося на грани уничтожения и вынужденного жить на чужбине, не может позволить себе проявлять слабость.
Только не в этот раз.
Стараясь выбросить последнюю мысль у себя из головы, Гелбин зашагал вперед, осматривая состояние своего бывшего дома. В отличие от других лидеров Альянса, главный механик отказался от роскоши из более практичных соображений. Какой толк от трона, если лучше всего думается на ногах? Старая система коридоров в семнадцатом секторе являлась физическим воплощением творческого мышления Гелбина: библиотека была соединена с чертежным кабинетом, переходящим в обычную макетную мастерскую, откуда можно было пройти сразу в сборочный цех. Исследование, идея, разработка, производство. Именно в этих стенах ряды цифры облачались в железо и отправлялись покорять мир.
Именно здесь Гелбину впервые пришла в голову идея о механодолгоноге, благодаря которому его невысокие собратья смогли передвигаться так же быстро, как и стремительные всадники-люди. Это изобретение сделало юного гнома знаменитым и стало первой ступенькой на пути к званию правителя. Шлицевой гироинструмент, ремонтный робот, подземный поезд и даже прототип дворфийской осадной машины – все эти проекты зародились здесь, в его кабинете. Именно в этих стенах бесплотные фантазии Гелбина обретали физическую форму и отправлялись служить на благо всех гномов.
– Из чего следует вопрос, – пробормотал Гелбин, – может ли тысяча изобретений компенсировать последствия одной ужасной ошибки?
Его слова, наполненные болью, повисли в темноте коридоров. Главный механик не нуждался в ответе на свой вопрос. Но тут впервые со времени возвращения в Гномреган Гелбин улыбнулся – он заметил, что разговаривает сам с собой. Этого не случалось с тех самых пор, как... как он покинул город. Так что, возможно, вернувшийся невроз был хорошим знаком. Гелбин почесал свою аккуратно подстриженную бородку.
– Если психотический рецидив кажется мне положительным явлением, дела действительно плохи.
Проходя через сборочный зал, Гелбин провел пальцем по пыльной скамье и прищелкнул языком. Время не пощадило эту комнату. Даже при мигающем свете – все еще работающая система освещения была еще одним доказательством гения инженерной мысли гномов – было заметно, что однажды безупречному цеху теперь требуется основательный ремонт.
Взгляд Гелбина упал на стенд с наградами у дальней стены. Его установили там по настоянию учеников, да и то только потому, что главному механику нужно было место для хранения всех этих бесполезных грамот с похвалами и благодарностями. Как и все остальное в комнате, он был покрыт толстым слоем пыли.
В центре стенда гордо стоял первый рабочий прототип механодолгонога, увешанный ленточками и медалями. Гелбин улыбнулся, отметив про себя, что даже в новейших высокоскоростных моделях, производимых в Стальгорне, прослеживались черты его первого детища: все та же угловатость птичьих ног и туловище, напоминающее по форме чайник. Более того, агенты из Нордскола докладывали, что его изобретением пользуются даже таинственные механогномы для своих загадочных целей. Что может быть более лестным, чем знать, что раса машин использует созданную тобой машину как средство передвижения!
Механодолгоног был первым и, пожалуй, наиболее популярным проектом Меггакрута, но за ним последовала череда уникальных, мощных и необычайно практичных изобретений, которые укрепили силу его народа и доказали незаменимость гномов в альянсе дворфов, людей и эльфов. Именно в стенах Гномрегана Гелбин Меггакрут прошел путь от простого изобретателя до главного механика. Именно здесь Гелбин постигал суть вещей, совершал свои самые выдающиеся открытия и получал многочисленные похвалы от собратьев, которые ценили творчество и искусность превыше всего.
И эти же стены стали свидетелем того, как Гелбин Меггакрут наивно поверил словам гнома, которого когда-то считал другом. В этом самом зале Гелбин отдал приказ, который погубил большую часть его собратьев, а выживших лишил родного крова и обрек на унижения и нищенское существование.
Гелбин ударил кулаком в стену, подняв облако пыли. Свет над головой мигнул, словно соглашаясь с выраженным негодованием. Главный механик решил, что ему следует прогуляться, чтобы унять вновь поднявшуюся бурю чувств. Он покинул сборочный зал и, пройдя через макетную мастерскую, вернулся обратно в чертежную комнату. Тут он остановился – к своему удивлению Гелбин внезапно понял, что только что впервые проявил гнев, спустя годы после предательства. И этот внезапный приступ ярости ему понравился.
Возможно, давало о себе знать общение с несносными дворфами. А возможно, оказавшись вне пристального взора сочувствующих покровителей и беспокоящихся граждан, он почувствовал, что занавес, наконец, опустился и что ему больше не нужно играть роль главного механика и можно снова быть самим собой, Гелбином. А Гелбин мог позволить себе печалиться, Гелбин мог чувствовать себя преданным, Гелбин мог негодовать и убиваться из-за несправедливой жестокости мира.
Гном зарычал и снова ударил кулаком в стену, наслаждаясь глухой болью в костяшках пальцев – от удара железные стены холла тонко зазвенели. Во всяком случае, за время, проведенное с дворфами, его народ стал более сильным и научился с наибольшей выгодой пользоваться своими физическими особенностями, чем когда-либо за всю историю существования гномов. Дворфы довели до совершенства отнюдь не тонкое искусство ближнего боя, сражаясь с существами, вдвое превосходящими их по размеру, в то время как гномы обычно оттачивали мастерство побега и избегали конфликтов. Годы, полные трудностей и необходимости уживаться с более крепкотелыми союзниками, по крайней мере, сделали из гномов достойных воинов. Никогда раньше столько собратьев Гелбина не облачалось в доспехи и не держало в руках оружие, задавая жару более высоким противникам.
– Хотя, – пробормотал Гелбин, – умение задавать жару не сильно помогло нашим значительно поредевшим рядам.
Стены все еще продолжали звенеть от удара Гелбина. И тут главного механика пронзила мысль: звук совсем не тот, каким должен быть!
Гелбин наклонил голову и отошел на шаг назад. Помещения семнадцатого сектора были вырезаны в северо-западных толщах Дун Морога – в той заснеженной его части, которая состояла преимущественно из гранита и глинистого сланца. Облицованные железом стены коридоров этого крыла Гномрегана не должны были резонировать на такой частоте при ударном воздействии. Или ему изменяет память?
Закрыв глаза, гном еще раз слегка ударил костяшками пальцев по стене, которая снова издала тот же самый звук, напоминающий высокий звон колокола.
Не отрывая взгляда от стены, Гелбин отошел в центр комнаты. Его старое кресло, представляющее собой удивительно примитивную конструкцию, изготовленную троллями из костей и кожи ящеров, стояло на прежнем месте. Кресло было трофеем, доставшимся ему после первого набега гномов в составе Альянса на ордынский лагерь во время Второй войны. Гелбин хранил этот устрашающего вида предмет по двум причинам. Во-первых, чтобы не забывать, что его враги живут в мире, созданном из костей и шкур. Во-вторых, чтобы помнить, что даже клыкастым варварам с кожей болотного цвета требуется уют и отдых. Главный механик редко проводил время сидя, когда занимался своими изобретениями, но с удовольствием дремал в кресле после бессонных ночей раздумий и мозговых штурмов. Обитое кожей мягкое сиденье находилось близко к полу и было довольно широким, так как должно было вмещать в себя объемы даже самого представительного тролля, – что превращало кресло в отличное место для отдыха гнома. Гелбин опустился на уютную мягкую подушку сиденья с тревожным вздохом.
Неужели они построили здесь что-то новое? Гелбин насторожился. Он внимательно осмотрел комнату на предмет наличия следов диверсионной деятельности: торчащих проводов, неровно пригнанных досок, необычных следов на пыльных поверхностях. Весь сектор был тщательно обследован его лучшей командой, но Меггакрут отучил себя слепо доверять кому-либо, особенно если в деле был замешан Термоштепсель.
Сикко Термоштепсель. От этого имени у Меггакрута до сих пор появлялся неприятный холодок в груди, от которого он не мог избавиться, сколько бы ни старался. Гелбину наконец удалось подобрать слово, описывающее это странное ощущение – это чувство, которое ему было странно и пугающе незнакомо. Он находился в растерянности. Это был уникально редкий случай, когда главный механик Гелбин Меггакрут был очень сильно растерян.
Как такое вообще могло случиться?
Гном из Гномрегана, который сознательно бы действовал во вред своим сородичам, являлся чем-то немыслимым, уму непостижимым, ошибкой природы. В отличие от дворфов, у гномов не случалось междоусобных конфликтов. Их история не знала ни военных диктаторов, ни враждующих фракций. Гномы просто-напросто не воевали с гномами. В мире, полном львов, тигров, фурболгов и более высокорослых народов, его собратьям приходилось полагаться только на себя. Это было чем-то само собой разумеющимся. Именно поэтому гномы не пользовались правом первородства, ставшим причиной стольких кровопролитий среди других рас Азерота, и отвергли монархию как способ правления многие столетия назад. Гномы выбирали своих лидеров по общему согласию, основываясь на реальных заслугах. Заслуги измерялись пользой, принесенной народу. Действовать во вред своим собратьям, жаждать добиться власти любой ценой – такое поведение можно было ожидать от дворфа, орка или любого человека. Но как гному могло прийти в голову поставить на грань уничтожения собственный народ?!
Сикко говорил, что проверил уровень радиации газа. Он заявил, что имеет доказательства его смертельного воздействия на троггов, и подсунул Гелбину фальсифицированные показатели плотности и объемного веса. Газ никогда не должен был выйти за пределы карантинного сектора и нижних уровней Гномрегана – предполагалось, что он будет отравлять врагов, пытающихся проникнуть в город из-под земли, обеспечивая гномам мирную жизнь на верхних ярусах города. В то время это казалось единственным способом предупредить неожиданное вторжение, который, к тому же, не требовал привлечения и без того занятых союзников из Альянса. Гномы бы сами позаботились о себе. Термоштепсель буквально излучал уверенность в том, что все сработает.
Однако большинство троггов смогло пробраться через загазованные уровни, а радиация сделала их еще более агрессивными. Более того, газ поднялся вверх и заполнил все уровни Гномрегана. Он просочился через расхваливаемые Термоштепселем домашние фильтры «Свежесть ветра» и убил всех гномов, которые находились дома, – они задохнулись в клубах зеленого дыма, проникнувшего сквозь двери, которые, согласно обещаниям главного механика, должны были их защитить. Гномреган умер в тот день, и все из-за того, что Гелбин считал Термоштепселя другом, ну или, по крайней мере, гномом.
Меггакрут откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Тяжесть в груди была просто невыносимой. В сотый раз Гелбин подумал о том, не сложить ли ему полномочия и не попросить ли свой народ выбрать другого главного механика. Того, кто не чувствовал бы себя таким растерянным. Того, кто не сделал бы настолько глупой ошибки, приведшей к гибели...
Гелбин больше не мог противостоять охватившему его чувству отчаяния, его накрыла волна горечи, вырвавшаяся, наконец, из длительного заточения. Гном сделал несколько судорожных вздохов и начал лихорадочно перемножать простые числа, сжав подлокотники кресла до боли в руках, но это не помогло. Скорбь сломила его систему защиты и вырвалась наружу неровным грудным всхлипом.
И вот в абсолютной тишине пустующего кабинета главный механик Гелбин Меггакрут наконец заплакал.
* * * * *
Когда слезы на его щеках высохли, дрожь в руках успокоилась, а в комнате воцарилась тишина, Гелбин осторожно выдохнул и выпрямился. Он чувствовал себя... опустошенным... как будто бы ураган эмоций смыл все на своем пути. Это было не самое приятное ощущение, но очень нужное Гелбину в тот момент.
Пора возвращаться на сцену, обратно к своему народу. Главного механика уже начали мучать угрызения совести из-за того, что он так долго занимался своими личными проблемами. Гном оперся на подлокотник кресла, собираясь встать.
И замер.
Его пальцы задели что-то холодное. Гелбин открыл глаза и посмотрел на кресло. Там, на подлокотнике, аккуратно лежали его любимые очки в простой мифриловой оправе, которые ему подарили в честь окончания учебы в Институте механизации. Прочные, надежные, удобные очки. Он носил их, не снимая, несколько десятков лет подряд – до тех самых пор, пока не началось вторжение троггов, ставшее причиной поспешного отступления гномов из Гномрегана. Все это время Гелбин обходился новыми очками, которые он смастерил на скорую руку в Стальгорне где-то на полпути между Городом Механиков и тронным залом Бронзоборода. Эти очки были причиной постоянных мучений его многострадального носа. Обрадовавшись находке, главный механик потянулся к желанному предмету.
– Теперь я по-настоящему стану самим со...
Гелбин стал поднимать очки, но кто-то как будто потянул их обратно, и гнома прошиб холодный пот. Из глубины сознания всплыл пугающий факт: он получил эти очки в честь окончания института – и это был подарок от его друга и сокурсника Сикко Термоштепселя.
К тому же, Гелбин никогда бы не оставил очки лежать на кресле.
Слишком поздно главный механик заметил тонкую проволоку, закрепленную на переносице очков. Эта почти невидимая нить металла спускалась за кресло в небольшое отверстие в плитке. Она была сделана из истинного серебра, которое было невероятно легким и, вместе с тем, превосходило по прочности сталь. Гелбин почувствовал, как натянулась и ослабилась нить, приведя в движение скрытый механизм. В следующее мгновенье массивный люк с грохотом опустился в коридоре, блокируя вход в зал. Точно такой же звук послышался за спиной из второго коридора, который вел в следующую комнату.
Новые сооружения в семнадцатом секторе? Безусловно, были! Кто-то расставил силки на главного механика, и Гелбин угодил прямо в них! Кто бы еще сел в его кресло? Кто бы решил взять в руки очки главного механика? Пока скрытый механизм продолжал работать за стеной, Гелбин поймал себя на том, что рассуждает, подкупили ли недоброжелатели капитана Пружиннеца или его команда действительно не обнаружила подвоха.
В комнате раздался треск помех – это ожил электрический громкоговоритель. Из динамика раздался голос, преследовавший главного механика в кошмарах вот уже несколько лет.
– Знаешь, дорогой Гелбин, я все сомневался, не будет ли наживка слишком очевидной для тебя, и почти не поверил своим ушам, когда раздался сигнал активации. Но, похоже, твоя очаровательная наивность всегда будет брать верх над интеллектом.
Гелбин вскочил на ноги, вытирая глаза. На некоторое мгновенье он испугался, что Сикко, возможно, видел, как он плачет, но главный механик быстро выбросил эту мысль у себя из головы. Ощущение пустоты, которое он испытывал всего несколько секунд назад, сменилось стыдом и липким холодом страха, которые до боли гармонично переплелись с заново вспыхнувшим чувством растерянности. Сжав зубы, Гелбин потянулся к поясу, в котором он обычно носил свой старый гайковерт-калибромер, но его там не оказалось. Главный механик настолько торопился осмотреть свой старый кабинет, что отправился туда без какого-либо оружия.
Такого с ним раньше никогда не случалось – даже в Стальгорне. Он сходит с ума? Сначала растерянность, потом забывчивость, а теперь это?
Как бы это ни было забавно, но Термоштепсель оказался прав. Главный механик подозревал, что в здании будет ловушка, чувствовал, что этот сектор достался ему слишком просто. Но... не понимал, зачем Термоштепселю прилагать столько усилий, чтобы уничтожить одного единственного гнома, особенно когда Альянс уже наступает ему на пятки! Опять какое-то недоразумение.
– Сосредоточься, черт бы тебя побрал! – отругал Гелбин сам себя. Если не взять себя в руки, смерть не заставит долго ждать. Главному механику никогда не случалось быть в столь растерянных чувствах, но если он хотел выжить, его старый приятель ни за что не должен был об этом догадаться. Было известно, что Сикко не силен в многозадачности, и Гелбин решил попробовать заговорить его, тем временем пытаясь найти путь к спасению. Главный механик прочистил горло.
– На самом деле, тактик из тебя никакой, Сикко. Не удивительно, что нам удалось так быстро вытеснить твоих окопавшихся бойцов, хоть вы и превосходили нас численностью в размере три к одному. Все данное тебе время ты потратил на глупые игры в месть!
Гелбин быстро пробежал взглядом по комнате, стараясь сохранять самообладание. Если Термоштепсель решил заполнить комнату тем же токсичным газом, которым он отравил остальных гномов, спасения нет. Гелбин знал здесь все как свои четыре пальца и не тешил себя лишней надеждой. Из помещения было только два выхода, оба которых сейчас надежно заблокированы. Гелбин натянул на нос ворот рубахи и осмотрелся, пытаясь обнаружить малейшие признаки смертельного зеленого тумана. Возможно, у него получится задержать дыхание и выбраться через воздуховод, построенный врагом для подачи газа.
Сикко Термоштепсель рассмеялся.
Тема: Гелбин Мегакрутт: Устоять на ногах (Прочитано 12435 раз)
