…Когда Светильники рухнули – он, забытый, поте-
рянный в рождающемся мире, увидел темноту. Ему
было страшно. Не было места на земле, которое оста-
валось бы твердым и неизменным, и он бежал, бежал,
бежал, обезумев, и безумный мир, не имеющий фор-
мы и образа, метался перед его глазами, и остатки ра-
зума и сознания покидали его. И он упал – слепое и
беспомощное существо, и слабый крик о помощи не
был слышен в реве волн, подгоняемых бешеным ра-
достным Оссе.
Вода подняла его бесчувственное тело, закрутила
и выбросила на высокий холм, и отхлынула вновь. И
много раз перекатывалась через него вода – холод-
ная, соленая, словно кровь, омывая его, смывая с те-
ла грязь. Ветер мчался над ним, сгоняя с неба мглу,
смывая дым вулканов, протирая черное стекло неба.
И когда открыл он глаза, на него тысячами глаз по-
смотрела Ночь. Он не мог понять – что это, где это,
почему? Это – Тьма? Это – Свет? И вдруг сказал себе
– это и есть Свет, настоящий Свет, а не то, что паути-
ной оплетало Арду, источаясь из Светильников. Веч-
ность смотрела ему в лицо, он слушал шепот звезд
и называл их по именам, и, тихо мерцая, они откли-
кались ему. Тьма несла в себе Свет бережно, словно
раковина – жемчуг. Он уже сидел, запрокинув голову,
и шептал непонятные слова, идущие неведомо отку-
да, и холодный ветер новорожденной Ночи трепал его
темно-золотые длинные волосы. Он именовал Тьму –
Ахэ и звезды – Гэле, а рдяный огонь вулканов, тяну-
щий алые руки к Ночи, – Эрэ. И казалось ему, что Эрэ
– не просто Огонь, а еще что-то, но что – понять не
мог. Он полюбил искать слова и давать сущему имена
– новые в новом мире.
Он сделал первый шаг по земле и увидел, что она
тверда, и пошел в неведомое. Он видел первый Рас-
свет и Солнце, Закат и Луну; удивлялся и радовался,
давал имена и пел…
Похожий на тонкую свечу из золотого воска, он сто-
ял в Круге Изначальных и пел – о Солнце, раскрыва-
ющемся к полудню огненным цветком, о Луне, блед-
но-золотой на бархате полуночи и опалово-жемчуж-
ной в прозрачных нежных рассветных сумерках, об
аметисте и пурпуре заката и о прохладно-золотых
восходах, о том, как море из черно-серебряного ста-
новится прозрачным, золотисто-зеленым, а потом на-
ливается глубокой теплой синью… Он пел, и расплав-
ленное золото солнца плескалось в его глазах…
А потом молчание стеной из ледяного камня обсту-
пило его – песнь неба умолкла, остались только непо-
движные статуи Круга Изначальных и ровный свет по-
лированного белого камня под ногами.

Это не может существовать.
Но я видел… - качнулось трепетное золотое пла-
мя свечи, Золотоокий протянул руки ладонями вверх
– руки, еще хранившие прикосновение солнечных лу-
чей.
Это предчувствие грядущего ?..
…это знак, дарованный Отцом?..
…узор песни для того, что не родилось…

Я видел, повторил Золотоокий. Это – есть.

Неведомое Изначальным не может открыться
Сотворенному…

…это наваждение…
… кто соткал его для тебя ?..

Я видел: он был в венце из острого белого пламе-
ни, он был облачен в ночь, у него были огненные кры-
лья…

Сжимается кольцо мыслей, дрожит, угасая, пламя
свечи:
Ты был с Преступившим?..
…его коснулось Искажение…
…он должен очиститься…
…исцелиться…

Медленно поднимается, размыкая круг, Ткущий-Ви-
дения, скользит прочь, маня за собой Золотоокого, –
Сотворенный следует за ним, словно зачарованный
колдовским взглядом Ирмо.
В мягкий сумрак садов Ирмо вошел Золотоокий.
Кто-то легко коснулся его плеча. Золотоокий обер-
нулся – позади стоял один из Сотворенных Ткуще-
го-Видения. У него было много образов: Мастер Нава-
ждений, Сплетающий чары, Песнь-в-сумерках… та-
ким он и был, непредсказуемый и неожиданный, ка-
кой-то мерцающий. И сейчас Золотоокий смутно ви-
дел его в сумраке садов. Только глаза – завораживаю-
щие, светло-серые, ясные. Казалось, он улыбался, но
эта улыбка была неуловимой, а лицо смутно мерцало
в тени темного облака волос, как призрачный лунный
цветок. Его одежды были мягко-серыми, но в склад-
ках они отливали бледным золотом и темной сталью.
Золотоокий посмотрел на него, и новое слово раскры-
лось в нем – Айо.
Я пел – но они не увидели… не поверили мне. Они
сказали – это наваждение. Сказали – Искажение…
Почему?
Спой для меня, попросил Айо…

Когда смолкла песнь Золотоокого, Айо положил
ему руки на плечи и внимательно, серьезно посмот-
рел в глаза; лицо его в этот миг стало определенным
– необыкновенно красивым и чарующим.

Это не наваждение. Ты видел новое.

Но почему тогда ?..

Я не знаю. Я должен увидеть твою песнь сам, -
Айо коснулся рукой лба Золотоокого, и тот тихо опу-
стился на землю, сомкнув веки…

…Почва под ногами была мягкой и еще теплой; ее
покрывал толстый слой пепла. Как будто кто-то нароч-
но приготовил эту землю, чтобы ей, ученице Йаванны,
выпала высокая честь опробовать здесь, в страшном,
пустом, еще не устроенном мире, свое искусство. На-
верное, нужно было вернуться, поведать о том, как пу-
ста и безвидна ныне Арда – но ей хотелось попытать-
ся творить самой здесь, где некому запретить ей… И
она подумала – не будет большой беды, если я за-
держусь. Она не думала, что сейчас идет путем От-
ступника – пытается создать свое. Она не осознала,
что видит - видит там, где видеть не должна, пото-
му что в Средиземье – Тьма, и она знала, помнила
это, – а во тьме видеть невозможно. Она просто не
думала об этом. Она слушала землю. А земля ждала
семян. Сотворенная Йаванны прислушалась, и услы-
шала голоса нерожденных растений, и радостно по-
думала – значит, не все погибло, когда Светильники
рухнули… То, что могло жить в новом мире, – выжило.

Она взяла горсть теплой, мягкой, рассыпчатой земли:
земля была черной, как Тьма, и, как Тьма, таила в се-
бе жизнь. И Сотворенная пошла по земле, пробуждая
семена. Она видела Солнце, и Луну, и Звезды – но не
удивлялась. Почему-то не удивлялась. Некогда было.
А юные ростки тянулись к небу, и вместе с деревьями
и травами поднимался к небу ее взгляд. И она забыла
о Валиноре, захваченная красотой живого мира.

Но в мире тяжело быть одному – и потому появи-
лись на земле поющие деревья и говорящие цветы, и
цветы, что поворачивали свои головки к Солнцу все-
гда, даже в пасмурный день. И были цветы, что рас-
крывались только ночью, не вынося Солнца, но при-
ветствуя Луну. Были цветы, что зацветали только в из-
бранный день, и не каждый год случалось такое. Но-
чью Колдовства Сотворенная шла среди светящих-
ся зловеще-алых цветков папоротника, которые она
наделила спящей душой, способной исполнять жела-
ния; со дна прудов всплывали серебряные кувшинки
и мерно покачивались на черной воде и Сотворенная
шла в венке из мерцающих водяных цветов… Она да-
вала души растениям, и они говорили с нею. И про-
бужденные духи живого обретали образ и летали в
небе, качались на ветвях и смеялись в озерах и реках.
Здесь, среди живых ростков юного мира. Сотворен-
ная обрела, отыскала свое имя: Весенний Лист.

Она вырастила растения, в которых хотела выра-
зить двойственность мира: в их корнях, листьях и цве-
тах жили одновременно смерть и жизнь, яд и исцеле-
ние. Но более всего ей удавались растения, что бы-
ли совсем бесполезны, те, смысл которых был лишь
в их красоте. Запах, цвет, форма – ей так нравилось
колдовать над ними! Она была счастлива. Она не то-
ропилась, да и не хотела возвращаться. Ей почему-то
казалось – все, что она создала, будет отнято у нее,
перестанет быть… Но она гнала эти мысли.
В тот день она разговаривала с полевыми цветами:

Что за польза от вас? Что мы скажем госпоже Йа-
ванне в вашу защиту? Никакой пользы. Только глаз-
ки у вас такие красивые… Что же мы будем делать?
Как нам оправдать наше существование, чтоб не
прогнали нас?

Мы скажем, что мы красивы, что пчелы будут
пить наш нектар, что те, кто еще не родился, бу-
дут нами говорить… Каждый цветок станет сло-
вом. Разве не так ?

Весенний Лист обернулась. Стоявший у нее за спи-
ной был высоким, зеленоглазым, с волосами цвета
спелого ореха. Одежда его была цвета древесной ко-
ры, а на поясе висел охотничий рог. Сильные руки бы-
ли обнажены до плеч, волосы перехвачены тонким
ремешком. Весенний Лист удивленно посмотрела на
пришельца.

Кто ты? - спросила она. – Зачем ты здесь?

Я из Сотворенных Ороме, Ищущий-следы. А за-
чем… Здесь сотворенное мной не назовут лишним.
Здесь никто не запретит им быть. Здесь их не на-
стигнет Стая. Я дал своим творениям клыки и ког-
ти – но от Стаи это не защищает… а потом при-
ходит Ороме и говорит тому, что создано мной, –
не будь. Он не карает меня. Меня для него нет – хо-
тя я его Сотворенный. Он – орудие Замысла.

Весенний Лист коротко вздохнула: значит, она была
права, медля с возвращением. Значит, не зря укрыла
свои творения здесь, в землях, забытых Изначальны-
ми. Если Охотник скажет – не будь, думала она, если
скажет это хотя бы одному моему творению – не ста-
нет части меня…

Мера для всех творений – Замысел, Польза и лишь
потом – Красота, говорил Ищущий-следы. Навер-
ное, Охотник прав: созданного мной нет в Замысле
– а может, дело в том, что я не предназначен тво-
рить… Не предназначен – Им. Но они красивы – по-
смотри!..

…Весенний Лист больше не была одна: вместе шли
по земле Сотворенные Ороме и Йаванны, и не хоте-
лось им расставаться – они создавали Красоту. Ищу-
щий-следы сотворил птиц для ее лесов и разноцвет-
ных насекомых – для трав и цветов; зверей полевых
и лесных и гадов ползучих; и рыб для озер, прудов и
рек. Все имело свое место, все зависели друг от дру-
га, и все прочнее живая Красота связывала Ищуще-
го-следы и Весенний Лист.

Но то здесь, то там встречались Сотворенным су-
щества, неведомо кем приведенные в мир: птицы-ба-
бочки, похожие на россыпь драгоценных камней, кру-
жили над причудливыми цветами, которые Весенний
Лист создала в теплых землях; или крылатая рыба
вдруг вспарывала гладь моря; или похожий на лисицу
большеухий зверек с темными миндалевидными гла-
зами настороженно выглядывал из-за песчаного хол-
ма… А однажды, забравшись высоко в горы. Сотво-
ренные нашли там среди холодного камня цветок, по-
хожий на серебристую теплую звездочку. Словно кто-
то был рядом, и этому «кому-то» нравилось удивлять
их неожиданными дарами – а иногда он по-доброму
подсмеивался над ними. Так было, когда они сидели
возле теплой ленивой речушки, а на корень дерева
вдруг выбралась пучеглазая рыбешка и уставилась
на них в недоумении. Весенний Лист даже вскрикнула
от неожиданности, а потом рассмеялась – уж очень
чудная была тварь; и в налетевшем внезапно порыве
ветра им послышался еще чей-то смех, но чей – они
не знали…