Война началась, и началась она весьма кроваво. Орки, вооруженные новым оружием, оседлавшие специально выведенных для этого более могучих и более свирепых волков, коричневыми приливами накатывали на разрозненные и все еще слабо понимающие, что же происходит, небольшие охотничьи отряды дренеев, оставляя после себя лишь пустую землю, пропитанную ярко голубой кровью.
Попытки Велена решить все миром, раскрыть Нер’Зулу тайну силы его предков, устранить непонимание, толкающее народы орков и дренеев в кровавую бойню, не привели ни к чему – слишком глубоко и крепко шаман угодил в сети, расставленные Кил’джейденом.

Понятия чести, справедливости и правил войны практически стерлись из памяти как верховного шамана, так и всего народа орков в целом. Впрочем, оказалось, что некоторые все же помнили заветы предков – не зря Прадед Тал’Краа делал ставку на Дуротана – молодой вождь клана Северных Волков ценою собственного будущего и будущего своего клана спас жизнь Пророку Дренеев, отказавшись выдавать его, безоружного и связанного в руки Нер’Зула.
Нер’Зул, конечно же, был в ярости, однако, понимая, что ничего исправить уже нельзя, а формально Дуротан прав, отпустил вождя, оставив тому жизнь в обмен на два камня, что были захвачены у Велена.


Камни же, стоит отметить, были превосходны – красный, что сиял, словно уголь в затухающем очаге, наделял взявшего его, а также все его окружение, силой и яростью, сравнимой с ураганом – каждый взмах топора, каждый удар меча – без усилий находили цель, недоступную, казалось бы, даже опытному воину. Бледно-желтый же камень, тускло мерцающий, словно свет недавно взошедшей луны, наоборот, наделял носителя спокойствием, очищал разум, позволяя найти самые скрытые и самые неочевидные решения возникающих проблем.
Сердце Ярости и Блестящая Звезда, как Нер’Зул назвал приобретенные камни, в руках предводителей боевых отрядов орков превращали их в еще более смертоносное оружие. Счет погибших дренеев приближался к сотне, и обратной дороги уже не было.

Однако за все приходится платить, и воздаяние не заставило себя ждать.






Сообщения о победах приходили практически ежедневно. Нер’Зулу не было необходимости даже читать их – все они содержали описания одних и тех же событий: яростный налет на группу дренеев, скоротечный бой, практически бескровная победа.
Но что-то не давало покоя мудрому шаману, победы орков перестали радовать его, а фактическое отсутствие сопротивления дренеев, что, казалось бы, десятилетиями вынашивали планы по уничтожению его народа, смущало и озадачивало. И почему же Кил’Джейден так похож на их голубокожих соседей? Не могли ли народ орков втянуть в странную, извращенную гражданскую войну? И почему Рулкан больше не приходит к нему?!

Одной из темных дренорских ночей, когда размышления о будущем и настоящем его народа стали невыносимы, Нер’Зул, стараясь не шуметь и не привлекать внимания, оделся, вышел из шатра и подошел к своему старому товарищу - верному волку Преследующему Небеса, что проснулся от шагов хозяина и теперь, стараясь отогнать еще не достаточно покинувший его сон, слепо щурил глаза.

Далее идет выдержка из романа Кристи Голден «Восхождение Орды»:

«Вперед, старый друг», - пробормотал Нер’Зул нежно, оседлав широкую спину верного волка. Никогда еще ему не приходилось ехать на священную гору верхом. Обычно, как и полагалось по традициям, он шел туда пешком. Однако в этот день ему необходимо было вернуться до того, как его пропажу заметят, и он был уверен, что срочность его задачи смягчит оскорбление, что он нанесет таким образом предкам.
Зима уже клонилась к своему закату, и приближалось время фестиваля Кош’арг, однако, все же весна еще была далека, и холодный ветер яростно бил Нер’Зула в лицо, забивая глаза и уши. Он пригнулся, благодарный теплоте, что волнами исходила от могучего волка, защитив себя таким образом от ветра и снега насколько это было возможным.

Волк стремительно пробивался сквозь потоки воздуха, если и не сравниваясь с ними, то лишь немного уступая в скорости. Наконец Нер’Зул увидел впереди идеальную призму Горы Духов, и словно огромный валун внезапно спал с его плеч. Впервые за долгие месяцы он был уверен, что поступает верно.
Преследующий Небеса с трудом смог бы подняться по склонам горы, а потому, по команде «стой здесь», он укрылся в одной из разбросанных по округе нор, дожидаясь возвращения своего хозяина. Нер’Зул понимал, что у него есть всего лишь несколько часов, а потому взбирался на гору намного быстрее, чем когда бы то ни было в его жизни. Мешок за его плечами был наполнен бурдюками с водой, а сердце – надеждой.
Ему давно уже следовало сделать это. Много месяцев назад он должен был обратиться к источнику мудрости своего народа, как многие поколения шаманов делали до него. И сейчас он не мог понять, почему же эта мысль не приходила ему прежде.

В конце концов, он достиг прохода и остановился перед его идеальным овалом.  Несмотря на желание как можно скорее увидеть предков, все же он помнил о необходимости соблюсти ритуал. Как и многие до него, Нер’Зул зажег пучок высушенных трав, позволив сладкому дыму успокоить и очистить его разум. Затем он сделал шаг вперед, бормоча заклинание, дабы зажечь факелы вдоль прохода. Мудрый шаман уже столько раз ходил по этому пути, что его ноги, будто сами, находили дорогу в полумраке пещеры. Наконец, проход расширился, и сердце Нер’Зула вновь наполнилось надеждой, когда он сделал шаг к знакомому мраку.

Казалось, в этот раз ему было значительно сложнее привыкнуть к появившемуся мерцающему свету. Нер’Зул вошел в просторную пещеру, отмечая, что свечение, исходившее от священного озера, было более блеклым, нежели обычно. Эта мысль несколько озадачила его.

Он сделал глубокий вдох и успокоил себя – не стоило приносить собственные страхи в священные покои предков. Сделав шаг вперед, он опустошил бурдюки в воды мерцающего озера, и лишь всплеск выливающейся воды гулко отразился в стенах священной пещеры.

Что ж, время даров закончено, ритуал соблюден, теперь Нер’Зул мог сесть на краю озера и ждать, вглядываясь в его мерцающие глубины.

И… Ничего не произошло.

Нер’зул не позволил панике охватить его – иногда предкам требовалось больше времени, чтобы ответить.

Но когда прошло еще несколько драгоценных минут, сомнение стало пробираться в сердце шамана. Чуть сдвинувшись, он проговорил громко:
«Предки… возлюбленные предки… Я Нер’Зул, шаман клана Призрачной Луны, лидер ваших детей, пришел, дабы узреть… нет, чтобы молить о вашей мудрости. Я… я потерял свой путь к вашему свету. Настали темные и страшные времена, несмотря на то, что наш народ стал более сплочен и силен в своем единстве. Я не уверен в верности пути, что расстилается передо мной, и я молю вас о вашем наставлении. Прошу, если вы когда-либо любили и заботились о тех, что идут по вашим стопам, откликнитесь, укажите мне путь, по которому я мог бы повести их вперед!»

Его голос надломился. Он понимал, что выглядит потерянным и жалким, и на мгновение упрямая гордость заставила его залиться краской стыда. Но ощущение стыда быстро исчезло, его место заняло понимание: все, что он делает – он делает ради своего народа, он действительно желает ему добра, и он совершенно не понимает, как же должен поступить.

Воды озера засветились ярче. Нер’Зул приник к их кромке в ожидании. Его глаза буравили поверхность воды, и внезапно он увидел лицо, что смотрело на него из-за пределов нашего мира.

«Рулкан», - выдохнул Нер’Зул. На мгновение скупая слеза милосердно смазала ее изображение. Он моргнул, и его сердце разорвалось от боли, когда он увидел выражение ее призрачных глаз.

Это была лютая ненависть.

Нер’Зул отпрянул, словно от тяжелого удара. Другие лица начали появляться в водах озера, дюжины лиц. И в глазах каждого из них читалось одно и то же выражение. Нер’Зула начало мутить и он закричал в отчаянии: «Прошу! Помогите мне! Поделитесь вашей мудростью, как я могу вновь завоевать уважение и любовь в ваших глазах?!»

Жесткие черты лица Рулкан слегка смягчились, и, казалось бы, нотка сострадания прорезалась в ее голосе, когда она заговорила: «Ты ничего уже не можешь сделать – ни сейчас, ни даже через сотню лет, дабы заслужить нашу любовь и уважение. Ты не спаситель своего народа, ты его предатель».

«Нет!», - в ужасе вскричал он, - «Нет! Скажи, скажи, что мне делать, и я сделаю это! Еще не поздно, конечно же, еще не слишком поздно…»

«Ты недостаточно силен.», - проговорил другой рокочущий голос, на этот раз принадлежащий мужчине. «Если бы был, ты бы никогда не прошел столь далеко по этому пути. Ты бы никогда не поддался столь легко воле того, кому наплевать на благо нашего народа».

«Но я… я не понимаю…», - пробормотал Нер’Зул, -  «Рулкан, ты ведь приходила ко мне! Я слышал тебя! Ты, Грекшар… - ты наставлял меня! Это ведь вы хотели, чтобы я подчинился воле Кил’Джейдена! Великого Друга народа орков!»

Она не ответила ничего, ей и не нужно было. Как только слова сорвались с его губ, пришло понимание насколько же глубоко он заблуждался.

Предки никогда не появлялись перед ним вне Священной Горы. Это были лишь иллюзии, созданные Кил’джейденом, кем бы… или чем бы он ни был. Они правы, что не доверяют ему. Любому шаману, что был настолько легко одурманен, нельзя доверить больше ничего. Все это было искусно сплетенной паутиной лжи, обмана, манипуляций. И он, Нер’Зул, был первым, кто попал в нее, словно глупое насекомое, потянув за собой весь свой народ.

Почти сотня дренеев мертва. Пути назад нет, равно как не будет больше помощи предков. Он больше не может доверять ни одному из своих видений, за исключением, если снова захочет оказаться обманутым. Хуже того, это он безропотно отдал свой народ в руки того, кто, несмотря на свою прекрасную внешность и сладкие слова, никогда не рассматривал интересы орков в планах, что рождались в его голове.

Несмотря на то, что он продолжал с мольбой смотреть в призрачные глаза любимой, она отвернулась от него и исчезла. Одно за одним, множество лиц, что отражались в водах озера, последовали за ней.

Нер’Зула затрясло от ужаса того, что же он наделал. Уже не было ничего, что бы он мог изменить. Ничего, кроме как продолжить идти по пути, что Кил’джейден столь старательно подсовывал ему, как единственно истинный. Идти по пути и молить предков, что больше не слушали его молитв, чтобы как-нибудь, в каком-либо виде все стало на свои места. Он спрятал лицо в своих ладонях и зарыдал.

Присев в темноте и сливаясь со сводами туннеля, Гул’Дан слушал звуки рыданий своего учителя и улыбался.
Кил’джейден щедро заплатит за эти сведения…



Он вновь ехал верхом на Преследующем Небеса. Его руки были столь холодны, что Нер’Зул сомневался, сможет ли он когда-либо разжать свои пальцы, глубоко впившиеся в черный мех волка. Шаман молился, чтобы ночь поглотила его. Как он может вернуться к своему народу, зная, что сотворил для своих собратьев? С другой стороны, как он может сбежать… да и где он может скрыться от пристального взгляда Кил’джейдена?! Он долго искал мужество, дабы достать ритуальный нож, с которым он ни на минуту не расставался, и вонзить его в сердце, но Нер’Зул знал, что не сделает этого. Самоубийство не почиталось среди орков, оно было трусливым ответом на проблемы, что возникли перед ним. Прими он это соблазнительное решение, дабы избежать ужасов, что буквально съедали его, и никогда после этого он не будет достоин занять свое место среди предков.

Он может продолжить притворяться, будто бы ничего не подозревает, и, возможно, ему удастся обмануть даже Кил’джейдена. Несмотря на его невообразимые возможности, не было ничего, что могло бы подтвердить возможность «Прекраснейшего» читать мысли. Эта мысль несколько утешила Нер’Зула. Да… он все еще может снизить ущерб, что этот предатель принес его народу. Так, именно так, он продолжит свою службу.

Измотанный и физически, и эмоционально, Нер’Зул ввалился в свой шатер перед самым рассветом, надеясь рухнуть на шкуры и во сне забыть, пусть и ненадолго, ужасы, которые он сотворил.

Вместо этого яркий свет буквально ослепил его, и Нер’Зул беспомощно рухнул на колени.

«Итак, ты собрался предать меня?», - проговорил Прекраснейший.

Нер’Зул поднял руки, стараясь защитить глаза от слепящего сияния. Его живот свело судорогой, и он всерьез опасался, что его стошнит от ужаса происходящего. Сияние слегка утихло, и он опустил руки. Позади Кил’джейдена стоял ученик Нер’зула, недвусмысленно ухмыляясь.
«Гул’Дан», - слабо прошептал Нер’Зул, - «Что же ты наделал?».

«Я проинформировал Кил’джейдена о вредителе», - проговорил Гул’дан спокойно. Эта глумливая улыбка так и не сошла с его лица. «И теперь он решит, что же делать с паразитом, что решился предать его».

На плечах Гул’Дана все еще оставались следы снега. Безучастно Нер’Зул осознал, что же произошло. Его ученик, жадный до власти (как же можно было закрывать глаза на столь очевидный факт столь долго?!) проследил за ним. Он также слышал слова предков. И все еще остался верен Кил’джейдену, несмотря на все то, что узнал Нер’Зул? На мгновение его собственные страхи и забота о себе ушли из души, оставив лишь волну жалости к орку, кто пал так низко.

«И это глубоко ранило меня», - проговорил Кил’джейден. Нер’Зул смотрел на него, не сводя взгляд. «Я выбрал тебя, Нер’Зул. Я дал тебе свои силы. Я показал тебе то, что помогло сделать твой народ лучше, сильнее, дабы ничто никогда не могло сравниться с ним в этом мире».

Нер’Зул выпалил не раздумывая, - «Ты обманул меня! Ты заставил меня поверить в ложные видения. Ты извратил волю предков и все то, за что они сражались. Я не знаю зачем ты делаешь это, но я точно знаю, что не из любви к моему народу!»

«И все же он процветает. Твои собратья едины, как не были никогда в последние столетия».

«Едины на основе лжи!», - вскричал Нер’Зул. Внутренне он сжался от своего неповиновения. Но это было хорошим чувством. Правильным. Возможно, если он продолжит, то рано или поздно Кил’джейден потеряет остатки терпения и прикончит его, это сразу же решит все проблемы Нер’Зула.

Но ответ Кил’джейдена не содержал смертельной ярости, на которую так надеялся шаман. Наоборот, коварное существо глубоко вздохнуло и покачало головой, словно отец, разочарованный поведением непослушного ребенка.

«Ты все еще можешь заслужить мое одобрение, Нер’Зул», - Кил’джейден проговорил наконец. «У меня есть задание для тебя. Коли исполнишь его, твой недостаток веры будет пересмотрен».

Губы Нер’Зула искривились. Он снова хотел было выкрикнуть что-то вызывающее, но в этот раз слова не слетели с его языка. Старый шаман осознал, что момент упущен – как и любое разумное существо, он не хотел умирать, а потому промолчал.

«Меня заботит то, что произошло с вождем Северных Волков», - продолжил Кил’джейден. «Как минимум потому, что он не единственный, кто тихо ропщет против того, что происходит. Есть и другие – тот, что носит имя Молота Рока, а также несколько членов кланов Вихря Клинка и Ищущих Крови. Одно дело, если бы это исходило из уст не имеющих власти, но это не так. Не должно быть и доли риска в успехе моего плана. Посему, мне требуется гарантировать их повиновение».
«Недостаточно просто требовать от них преданности», - продолжил Кил’Джейден, задумчиво постукивая своим искривленным красным пальцем по щеке, - «слишком многие выражают недовольство тем, как меняются значения слов «честь» и «долг». Мы должны… убедиться в их сговорчивости сейчас и навсегда».

Маленькие глаза Гул’дана зажглись предвкушением: «Что же Вы предлагаете, о Величайший?»
Кил’джейден улыбнулся орку. Теперь-то Нер’зул видел связь между ними – видел, как Гул’дан, как и сам Кил’джейден встал на путь, что сам шаман никогда бы не выбрал добровольно. Кил’джейдену пришлось использовать успокаивающую ложь и маскарад для того, чтобы заставить Нер’зула исполнять его замыслы – с Гул’даном же он мог говорить прямо и без оговорок.

«Есть один способ», - задумчиво проговорил Кил’джейден, обращаясь теперь к обоим шаманам орков. «То, что навеки свяжет их с нами. Вечная преданность».

Еще несколько часов назад Нер’Зулу казалось, что не может быть ужаса большего, нежели тот, что он испытал в священной пещере, однако сейчас, слушая Кил’джейдена, он осознал, что еще способен испытать шок, несравнимо больший. Вечная связь. Вечная преданность.
Вечное рабство!

Он взглянул в светящиеся глаза Кил’джейдена и не смог вымолвить ни слова. Он понимал, что простого кивка было бы достаточно, но так и не смог заставить себя сделать это. Он просто стоял, не шевелясь, словно птица перед пастью змеи.

Кил’джейден снова глубоко вздохнул. «Что ж, ты отказываешься от последнего шанса получить мое прощение?».

Как только он услышал слова Кил’джейдена, словно неведомое заклятие спало с него. Слова, что не могли покинуть его рта мгновение назад, неожиданно прорвались, и, пусть он и осознавал, что определяет этим свою судьбу, шаман не мог остановить их.

«Я полностью и безоговорочно отказываюсь навечно обречь свой народ на жизнь в твоем рабстве», - прорычал он.

Кил’джейден выслушал шамана, затем опустил свою огромную голову в кивке. «Это твой выбор. Так же как и его последствия. Знай же, шаман. Твое решение ничего не изменит. Мои желания все равно будут исполнены. Твои соплеменники все равно станут рабами. Однако, вместо того, чтобы вести их вперед, заслужив мою благодарность, ты будешь безвольным наблюдателем. Думаю,  это будет даже забавнее, нежели если бы я просто прикончил бы тебя сейчас».

Нер’Зул открыл было рот, но не смог проронить ни слова. Кил’джейден прищурил глаз, и теперь Нер’зул не мог даже двинуться. Даже сердце его, что натяжно билось в грудной клетке, билось только лишь потому, что это была воля Лорда Кил’джейдена, и он это понимал.

Как же он мог быть таким наивным дураком? Как же он раньше не разглядел столь очевидной лжи?
Как он мог быть обманут иллюзиями, насланными этим… этим чудовищем, что он принял за призрак своей возлюбленной? Слезы потекли по щекам Нер’зула, и то, только лишь потому, что Кил’джейден позволил им это.

Кил’джейден улыбнулся, затем медленно перевел взгляд на Гул’дана. Даже в столь сломленном состоянии Нер’Зул испытал облегчение: как бы то ни было, он сам не смотрел на Кил’джейдена с таким же обожанием и ожиданием, как Гул’дан, что, словно голодный щенок, искал похвалы и награды хозяина.

«Как я понимаю, с тобой мне не нужно утруждать себя этой ложью, мое новое орудие?», - с нескрываемым удовольствием проговорил Кил’джейден. «Ты не будешь скрываться от очевидной правды».

«Конечно, повелитель, я живу только лишь для того, чтобы угодить Вам»

Кил’джейден хмыкнул. «Если я отказываюсь от лжи, то так же следует поступить и тебе – ты живешь ради власти и силы. Ты жаждешь их. Ты нуждаешься в них, словно в еде. И в последние несколько месяцев твои способности стали достаточными, дабы я мог использовать тебя по назначению. Наша связь не имеет ничего общего с поклонением и уважением, она всего лишь удобна и полезна для нас обоих. А это означает, что она будет крепка.»

Смешанные эмоции отразились на лице Гул’дана. Он не понимал, как ему следует реагировать на эти слова, и Нер’Зул испытал своеобразное удовольствие, наблюдая за мучениями своего бывшего ученика.

«Как… как пожелаете», - наконец собрался Гул’дан, и затем, уже с большей уверенностью, - «скажите мне, что я должен сделать, и, клянусь, это будет исполнено».

«Ты, безусловно, обратил внимание, что я желаю уничтожить дренеев. Зачем – это не твое дело. Тебе достаточно знать, что я просто желаю этого. Орки неплохо справляются со своей задачей, однако они могли бы это делать еще лучше. Они должны справляться еще лучше. Воин хорош настолько, насколько хорошо его оружие, и, Гул’дан, я, пожалуй, дам твоему народу оружие, что никогда еще не видывал этот мир. Это займет некоторое время. Для начала ты должен обучиться сам, перед тем как сможешь обучить других. Ты готов к этому? Желаешь ли ты послужить мне?»
Глаза Гул’дана вновь засветились: «Начинайте свое обучение, о Светлейший, и вы увидите сколь способным учеником я являюсь!»
Довольный Кил’джейден разразился неистовым хохотом…




Дуротан был весь покрыт кровью, и, что особенно было неприятным, преимущественно его собственной.
Что же пошло не так?
Все было, как обычно. Они нашли охотничий отряд дренеев, обрушились на них, завязывая бой, и ждали, когда же шаманы обрушат на врагов свою магию.
Но на этот раз этого не произошло. Вместо этого его собратья один за одним падали под натиском светящихся мечей и светло-голубых вспышек магии дренеев. В какой-то момент, сражаясь уже за свою собственную жизнь, Дуротан заметил, что Дрек’Тар яростно отбивается от наседающих дренеев, используя лишь посох.
Что же произошло? Почему шаманы не помогают им? О чем вообще думает Дрек’Тар – посохом он владеет едва ли лучше ребенка – почему он не воспользуется магией?

Дренеи сражались с удвоенной яростью, стремясь использовать возможность, что подарило им бездействие шаманов. Дуротан никогда не видел ничего подобного – их глаза светились предвкушением неожиданной и долгожданной победы, первой в истории конфликта. Трава была скользкой от крови, и в какой-то момент нога Дуротана не ощутила твердой почвы под собой. Он упал, готовясь принять удар меча своего противника.

Что ж, вот он – момент смерти. По крайней мере, он умрет, сражаясь в славном бою, пусть и сам с трудом назовет этот бой славным. Инстинктивно Дуротан поднял свой топор, готовясь парировать удар, несмотря на то, что рука его была сильно повреждена и заметно дрожала. Он взглянул прямо в глаза нападающему, что через мгновение непременно прикончит его.

И узнал Ресталаана.

В это мгновение глаза начальника стражи Телмора также расширились – он узнал Дуротана и остановил удар. Дуротан едва мог дышать, пытаясь призвать последние усилия, дабы достойно продолжить бой. Ресталаан резко выкрикнул что-то на своем мелодичном языке, и каждый дреней прекратил бой, остановив уже занесенное для удара оружие.

Как только Дуротан поднялся на ноги, он осознал – лишь горстка воинов осталась в живых. Еще пара мгновений и дренеи уничтожили бы весь отряд, потеряв лишь пару жертв со своей стороны.

Ресталаан обернулся к Дуротану. Сложные чувства отразились на его уродливом лице: сострадание, отвращение, сожаление, решительность. «За сострадание и честь, что ты проявил в отношении нашего пророка, Дуротан, сын Гарада, тебе и тем твоим соплеменникам, кто еще жив, даруется жизнь. Позаботьтесь о раненых и возвращайтесь по домам. Но не рассчитывай на подобное милосердие вновь. Все долги выплачены сполна».
Дуротана шатало, словно бы он выпил лишнего – кровь быстро струилась из его ран, как и силы, что стремительно покидали его.  Он призвал последние из них, чтобы прямо стоять, глядя, как дренеи обернулись и растворились в дымке за горизонтом. Как только они исчезли из виду, его ноги подкосились и Дуротан рухнул на колени. Несколько ребер были сломаны или просто разможжены, и каждый вдох причинял нестерпимую боль.

«Дуротан!»

Это была Драка. Она тоже была сильно изранена, однако ее голос был тверд. Облегчение накрыло Дуротана теплой волной. Слава предкам… она жива.

Дрек’Тар подскочил к нему и положил руки на грудь Дуротана, бормоча что-то в тон его дыханию. Теплота разлилась по телу вождя, и боль практически исчезла. Он сделал глубокий освежающий вдох.

«По крайней мере, они позволили мне лечить», - пробормотал Дрек’Тар столь тихо, что Дуротан не был уверен, правильно ли расслышал слова старого шамана.
«Позаботься об остальных, а затем нас с тобой ждет серьезный разговор», - угрожающе проговорил Дуротан. Дрек’Тар кивнул, стараясь не смотреть в глаза вождю. Он, как и остальные шаманы, старался вылечить те раны, что могли быть вылечены магически, и обработать повязками и мазями те, что вылечить не удалось. Дуротан и сам все еще чувствовал незаживленные повреждения, однако ни одно из них не угрожало жизни, а посему он вместе с Дракой также помогал шаманам.

Когда они закончили, Дуротан встал и огляделся. Не менее полутора десятков тел лежало, не шевелясь, на изумрудной траве, включая Роккара, его правую руку. Дуротан встряхнул головой,  не до конца веря своим глазам.

Он вернется… вернется с носилками, дабы отнести павших домой. Их поглотит пламя костров, их тела будут отданы огню, пепел – воздуху, чтобы в конечном итоге быть поглощенным водой и землей. Их души отправятся в Ошу’Гун, а шаманы будут обращаться к ним в минуты острой нужны…

Будут ли? Что-то ужасное произошло, и теперь настало время выяснить что же.

Внезапная вспышка гнева охватила Дуротана. Несмотря на все, что говорили предки, что-то внутри Дуротана продолжало шептать, что эта атака – будет ужасной ошибкой. Он обернулся к Дрек’Тару и глубокий рык немедленно поднял жадно глотающего воду орка на его ноги.

«Это! Была! Бойня!», - зарычал Дуротан, встряхивая его в ярости. «Полтора десятка наших собратьев лежат мертвые перед нами! Земля жадно глотает их кровь! А я не видел, чтобы ты, или еще кто-либо из твоих шаманов применили свое искусство на поле боя!»

Несколько мгновений Дрек’Тар не мог говорить, в ужасе, не мигая, глядя на вождя. Над поляной нависла гнетущая тишина, все присутствующие орки, не двигаясь, и, казалось, даже не дыша, смотрели на это противостояние. Затем, едва слышимым голосом Дрек’Тар пробормотал: «Стихии… вождь, стихии не пришли в этот раз…».

Дуротан нахмурился. Все еще держа Дрек’Тара за обкладку его кожаного плаща, он бросил в сторону шаманов, чьи глаза раскрылись от ужаса: «Это правда?! Ни одна из стихий не пришла к нам на помощь в минуты боя?!»

Выглядящие оглушенными шаманы едва могли кивнуть. Один из них проговорил дрожащим голосом: «это правда, Великий Вождь. Я просил всех из них… Всех из них по очереди…. Они сказали… они сказали, что баланс нарушен, что больше никогда не позволят нам использовать свои силы».

Оцепенение Дуротана прервал яростный шепот позади него. Он обернулся и увидел перекошенное лицо шипящей Драки: «это уже не знак – это крик, боевой клич! Все, что мы делаем – зло!»

Медленно, стараясь уложить в своих мыслях масштаб того, что произошло, Дуротан кивнул. Если бы не милосердие Ресталаана, он и все остальные члены его отряда лежали бы мертвыми на этой земле, а их тела холодели бы с каждым мгновением. Стихии отказали в помощи. Они с презрением отвергли мольбу его шаманов.

Дуротан глубоко вздохнул и встряхнул головой, словно пытаясь этим действием снять наваждение мрачных мыслей. «Нужно доставить раненых по домам так скоро, как только возможно. И затем… затем я разошлю письма. Если мои подозрения оправдаются, то не только шаманы Северных Волков были покинуты стихиями за то, что они делали с дренеями. Если так, Нер’Зула нужно остановить…»